Средняя Катунь: Поход одиннадцати сумасшедших. Часть Четвертая: В кильватере Большой Воды.

Константин Корнелиус , Горный Алтай

Средняя Катунь: Поход одиннадцати сумасшедших

Часть Четвертая: В кильватере Большой Воды


Рафтинг-тур живет и дышит не только рекой. Этот рассказ представляет собой попытку запрессовать в слова сухопутное состояние участников сразу ПОСЛЕ международного похода Средняя Катунь по версии середины июля 2004 года. По составу исполнителей он был почти глобальным: Здесь была представлена вся Европа, как «наша» - Санкт-Петербург и Калининград, так и «не наша»: Мюнхен, Регенсбург. Для душевного и телесного равновесия Запад был дополнен Востоком: крепкими сибиряками-барнаульцами, которые и возглавляли бравое шествие. Соединительной связкой служил переводчик – «разговорное приложение» - из Новосибирска, который посчитал своим творческим долгом описать пережитое, увиденное или подсмотренное. И вот что из этой легкомысленной затеи вышло:


Вдохновленное отдохновение под дамбой моста

Сплавщики-однодневщики, один за другим пассивно ссаживающиеся на берег тут же, смотрят на нас как на очумелых, с опаской и какой-то завистью. Почем они знают, что мы более великие, чем они? Они не знают, они это чувствуют. Потому, что мы дружно и весело уносим мешки от воды. Им и нести-то нечего. Они за один день поклажей не разжились. Нет, за день сплава ни за что не понять смысла и не познать радости рафтовой нагрузки.

Опыта – по самый по Яломан

Паша предостерегает: вещи не разбрасывать, но все кучно собрать, чтобы сдать спокойно и без потерь. На травянистом откосе дороги вырастают односортные горки: жилеты, шлемы, весла, палатки… Освобождение от снаряжения дарит и облегчение, и какое-то чувство утраты. Перетаскивая снасти, переводчик удостоил ответом двух пьяных – судя по виду, постоянно – мужчин. Или все же мужиков. Они хотели знать, откуда мы пришли, и услышав волшебное слово «Яломан», непременно хотели дать переводчику знать, что они и они оттуда родом: «мы сами с Яломана!». И они ТАК, как они есть, поедут? Ну, они местные, и опыта у них – по самый Яломан. Прямо как у нас.

УАЗ – машина нашенская

Алекс и Манфред шепчутся. Слушаю: их привлекла древняя машина. Дурака не надо спрашивать, он сам все расскажет. Он и поясняет, что конструкция и впрямь стара, пятидесятые годы прошлого столетия, но на бездорожье сдюжит и надежна и – пока - не превзойдена новыми российскими «проходимцами», даже рожденными тем же УАЗом. Пользуется особым почетом и прижилась в российских селе и.. армии. Немцы понимающе промолчали, и переводчик решил, что опять лишку пролил, некстати напомнив гостям о былом. Немцам и так нелегко влачить свое наследие. Где они ни появятся – о войне невольно напоминают. По признанию их же прессы. А уж в России…

Швыряя шишки, но не бесцельно

Сидим на травке среди шишек и вещей, разложенных как положено. У речного съезда растут одинокие сосны – отголосок недалекого леса. Они и разбросали шишки – сплошь высохшие и растопыренные. Раскрытые, они представляли из себя плохо управляемый снаряд. Метать его предстояло в пачку из-под сигарет, поставленную на противоположной обочине дороги в качестве мишени. Так кто-то из нас нашел собранное применение нашим разбросанным мыслям. Пустишь пулю сильно – ее неминуемо сдует с курса. «Надо задать наименьшую возможную скорость, только так дано попасть» – подумало приложение. Кинув внакидку, никчемный вдруг поразил цель – пачка упала!

Лень бездельничать. Пора малость прогуляться по трассе

Обещавшее затянуться ожидание укрепило нас в решимости сходить в магазин. Разделившись на группки, конечно, чтобы было кому караулить вещи. Манфред так и так никуда не сдвинется, поэтому первыми двигают Алекс с приложением. Остальные почему-то медлят. Хотя понятно, устали все порядком, и из-под сени сосен неохота на свет вылезать. Поднимаемся по проселку и попадаем на широкую дорогу. Чуйский тракт. На шоссе сразу ощущаешь себя крошечным до невесомости. Знакомое чувство, только-только вдоволь изведанное на дороге водной.

Торговая площадь и парад лавок

Лавка здесь не одна, они опять столпились, архитектурой одна другой краше. Заходим в самую выдающуюся. В сторону дороги. Пиво, минералка, русские сигареты «Русский стиль». Запас французских Gauloises иссяк (читать надо: Гольваз, оба гласных долгие и оба ударные, у французов всё ударное). Пиво на Алтае свое хорошее, зовется Ворсинское или просто Ворсин. Свежести отменной. Другие марки в сравнении с Ворсиным меркнут до затхлости тухлого пойла. Берем всего одну полторашку: Алекс теперь, как он имел мужество себя назвать, «бедный человек». Бедные люди бредут назад, под сосны. Навстречу им и магазинам, но по другой стороне широченного шоссе, шествует еще один осколок нашего монолитного блока. Уже не в бордовой униформе, но в свободной по цвету и форме. Лето вместе с походом не кончилось, хотя настроение было именно осенним. Ощущение отдыха после страды.

Газель прилетела

Сидим на шишках, тех, что не успели перебросать на ту сторону проселка. Кто-то замечает Олега. Он – Буревестник, предвестник отлета. Олег – главный инструктор в «Ак-туре», над ним тяжелым дамокловым мечом висит ответственность за души и тела туристов вообще и рафтеров в частности.
Олег привык к восторженным выдохам туристов, окаченных Катунью, поэтому эмоциональные выплески приложения его не заряжают и не возбуждают, стекая с него без видимых воздействий. Олег живо оглядывает поредевшую группу и жестом руки представляет прибывший самолет. Тот уже сделал разворот и задом заходит на посадку на нашу посадочную полосу, чтобы потом смочь сразу и без предисловий стартовать как надо.
Снаряд зовется для пространных российских широт привычно: Газель. Теперь он окрашен не то в темно-темно синий, не то темно же темно зеленый цвет. То его подобие, что забрасывало нас в яломанские дали, было ярко-желтым, как солнышко. Все, ребята, повеселились и будет, нужно к реальной жизни готовиться. «Ак-тур» все продумал до оттенков, казалось бы, несущественных, чтобы пощадить раскрытые души путников, постепенно, бережно затемняя неомраченный щенячий восторг.

Лихорадка по отправке

Инструктора наши привычно реактивны. Первым идет на крышу рафт. Чтобы туда попасть, он проходит над размякшими головами туристов. Помогая водному животному взмыть в воздух, они дружно вскидывают очерствевшие от недельной гребли руки. Вслед за лодкой наверх легким соколом взлетает Артур и начинает яростно орудовать в просторном гнезде. Он ловко уворачивается от швыряемых в него без понятия о паузе и ритме снастей, но неизменно успевает ухватить все, что летит, проворно распределяя весла и другое, дорогое туристам-водникам, оборудование по дну баржи, безжалостно затапливая его в глубокой корабельной ширине.

Взлет и улет Газели

Старт в натяг. Впечатляющая у Газели тяга! Отличная отечественная машина! Без иронии! Правда, у нас в расписании скорый «срыв тяги», как выражаются авиаторы. Олег обещал не миновать магазина с пивом. Не успели мы толком отдаться вжимающей в кресла силе, а желанная пивная лавка уже наступила. Но прежде нужно было освободить для пива место. Опорожнить пузырь..

Шутка, которую поймет посвященный

Мы вновь во власти уютных границ машины. Манфред как засел у окна в первый ряд, так и застыл, продолжая держаться тише стоячей воды и ниже общипанной травы. Пробую разбудить его распевом – Ма-а-анфре-е-д! Манфред тронут до возврата отклика: Ка-а-стя-а-н! Затем снова сковался, прикрылся панцирем скромности. «Скромность есть выражение ума», сказали немцы где-то у Яломана. Пронеся эту мысль сквозь всю среднюю Катунь, не забыл я ее и здесь, на подъездах к Адару. С легкостью заключив, что первому из названных свойств во мне взяться, таким образом, неоткуда, я отважился пристать к Артуру с вопросами. Так о чем же ученичок вопрошал учителя? Правда ли, что все было столь страшно и серьезно? Артур стоял на том, что Средняя Катунь – это испытание без «если и но». Но при этом излучал такое спокойствие, такую предупредительность при ребяческих вопросах, что наивный вновь засомневался в так называемой «экстремальности» только что проделанного, если не сказать совершенного, нами. Но усомнился то он умишком, только на сомнения и способном, а своей тощей душонкой с тех пор не переставая дрожит. Короче, приезжайте на сплав сами. Заодно проверите свою способность понимать шутки формата Средней Катуни.

Водитель, избегающий смотреть на дорогу

Получив свою порцию информации и временно успокоившись, приложение примолкло. Моторчик непринужденно жужжит, наш крупнокалиберный снаряд выверенно вырисовывает кривые. Окружение перешептывается о пережитом или ни о чем, считайте, что молчит. Чем задействовать рывком воскресшее ребяческое внимание? Не подарить ли его тому единственному, кто сейчас при деле: водителю. Привлек он меня манерой, но не вождения – здесь я не смышлен – но, скажем общо, поведения. Держался наш вождь как-то вяло, как-то устало. Не факт, что он себя так же и ощущал. Наверное, просто у него такой почерк. Характерная его особенность – не смотреть на дорогу! С выражением крайней скуки, как бы для порядка, он лишь изредка бросал взор вверх-вперед, чтобы уже наверняка знать, что из колеи она никуда не делась. Может быть, он бывший автогонщик, заранее выучивший все повороты и просчитавший все траектории их прохождения? Может быть, он в мыслях давно прошел все виражи по наибольшему радиусу прошел, по кратчайшей срезал? Но, осознавая, что реальность не всегда идет как задумано, требуя порой притормозить и вкрутить руль в кривую, он иногда поглядывает на трассу. И вкручивает. Правда, почти не притормаживает. Он явно смирился с тем, что один и тот же трек надо проехать не один раз. Стрелки на следующий редко сразу переводят.

Водительское внимание и отвлеченные мысли об автомобиле

Ах, вот и подыскалось у меня объяснение загадочному поведению. Читал как-то раз про внимание. Там написали, якобы разное оно бывает. Среди прочих выделялось «водительское», названное «предупреждающим». По книге выходило, что водитель должен быть как можно более расслабленным, с тем чтобы успеть прочесть назревающую на дороге ненормальность и пресечь ее в зачатке, не доводя дела до аварии. А если со здравым трепетом поразмыслить, то можно вопросить: что вообще есть дорожное движение, как не постоянно отвращаемая авария?

Автомобиль хорош тем, что он, в отличие от трамвая, везет ездока, куда тому вздумается. С учетом естественных ограничений. Но человек – существо, известно, стадное. Стада предпочитают торные тропы, потому пути некоторого числа людей непременно совпадают. Чтобы передвигаться (по земле) быстрее, человек в конце концов додумался до автомобиля. И вот приходится авто проскальзывать мимо собрата, спешащего навстречу той же тропой, в наводящей на задумчивость близости. «Реактивная» электроника полностью исключить человеческий фактор пока не в силах. К тому же и она, равно как и механика, имеет право ломаться.

Щепетильные немцы меня бы сейчас не поняли. Хотя и им, «правильным», ясно, что «сорваться» может даже сработанное на совесть. Правда, вероятность того, что при честном подходе к делу оно пойдет вкривь и вкось, выскользнув из тисков контроля, ниже. Но исключить ее до конца сам бог не в силах. Что же, авариям быть и впредь? И подавляющее большинство из нас их до сих пор попросту успешно избегает?

Между прочим заметьте, что в мастерстве или вменяемости водителей пассажирского транспорта сомневаться как-то не принято. Высокое народное доверие они без огрехов отрабатывают. Редкие исключения только подтверждают правило: верить в водителя можно без оглядки.

Палаточный лагерь. Мы здесь уже были? Да, но не в этой жизни!

Разгрузка Газели напрочь забылась, наверное, в силу того, что мы были очень динамично, подчеркнуто образцово встречены. Света Ходырева, самый главный инструктор, тут же взяла немцев и приложение к ним в оборот, уведя их за собой по казавшейся узкой от крепежных тросов улочке, рожденной рядами стационарных палаток. Немцев прямиком прописали в один из нейлоновых домов слева, приложение протолкнули вперед и натолкнули на такое же шатровое обиталище, отстоявшее чуть поодаль, уже по правую сторону зажатого растяжками пролета.
Эти палатки отличны от походных. Во-первых, они стоят на деревянном настиле, отчего еще прибавляют в росте и кажутся едва ли не двухэтажными. Вслед за взвизгом молнии попадаешь здесь в просторный холл, где на шершавые доски можно свалить вещи или свалиться самому, если доползти до постели не достанет сил. В одно из двух боковых купе попадают вместе с еще одним или несколькими рассечениями протяжно поющих застежек, напрочь нарушающих натяжку белоснежного шелка. Кровать здесь широкая и деревянная. Такую не продавить, такая сулит отдых и не грозит сразить радикулитом. К тому же она явно откалибрована по горизонтали и, несомненно, по-свежему застелена. Для активного туриста такой комфорт неоправданно непростителен!

Катя будет твоей соседкой. Но вряд ли таковой станет

Катя будет твоей соседкой – то ли предупреждает, то ли завлекает Света. Умудрившись сохранить равнодушный вид, наивный пробежал мыслями от «что у них тут за нравы» до «Света, пожалуй, пошутила». Однако неизбежно подумал, что Катя эта должна быть красивой. Размечтавшись о приятных сновидениях, возбужденных, как говорят чехи, «дамской вонькой» (это они духи так называют), без разбора перегородок поработившей все жилище и сократившей двухметровый промежуток вежливого размежевания, разболтанный переводчик привычно разбросал по кровати манатки и, выудив из поникшей до морщин сумки никогда не просыхающий банный мешочек, шагнул в затененную тесноту канатной улицы.

Базовская баня

Затем он без затруднений выудил немцев из их фиолетового пластмассового обиталища, и они вместе направились к группе, уже снаряженной для отправки в баню. Артур просит в храме чистоты сильно не шуметь и лишней воды не лить. В сгущающихся сумерках недавние рафтеры идут по луговой тропинке, такой же душистой, как под Новосибирском. Через сотню метров попирающая сорняки дорожка взобралась на взгорок, занятый одноэтажной деревянной постройкой. Выбрасывающийся наружу свет указывает на открытую дверь. Предбанник сэкономил на стульях, разжившись лишь гвоздями, грубо, однако на продуманной высоте, проколовшими по кругу все четыре окультуренные темным лаком стены. Выходит, одежде было суждено быть повешенной на облагороженных обрубках стальной проволоки.

Походная баня жгла жарче

Уступчатый комфорт цивильной парилки как-то неуютен после прожигающей простоты походной бани, построенной лишь из горки до бела раскаленных камней при участии матерчатого тента, удерживающего тепло с пяти из шести возможных сторон очистительного куба. Любителей упоительно париться среди нас не нашлось, возможно, так заявляла о себе усталость. Поэтому мы упивались в комнатке для отдыха анекдотами неизменно зажигательного Олега. Все как-то подозрительно быстро нашли из бани выход, и теперь уже Артур выуживал хронически и всюду опаздывающего чудака из одного из двух пластмассовых поддонов мраморной душевой. Таблички «уходя, гасите свет» нигде нет. Однако оставшиеся последними его осознанно тушат и вдвоем неспешно шествуют в лагерь.

В клубе будет дискотека

«Скоро в клубе дискотека, ты и немцев приводи», - нейтральным тоном информирует приложение наставник. В палаточном лагере горит костер, создающий уют и створаживающий желание куда-то идти. И все же мы идем, с Артуром и иностранцами, но осторожно, крадучись, будто в гости. Во внешний мир ведут два пути: один цивильный и гравийный. Другой природный, пахнущий землей и лопухами. Один другого краше, но не короче, поэтому выбираем ароматизированную тропу. Размеренно беседуя, приближаемся к светящейся веранде, за которой белеет бетонированная площадка. В ярких лампах под громкую музыку танцуют лишь цветные огоньки, бегая туда-сюда по гирлянде. Но народ все равно робко жмется к бровке, не решаясь, выступив вовнутрь, обнаружить свою двигательную одаренность окружению.

Два стола: активный и недвижимый

Уже загодя, еще на подступах к террасе нас встречают крики. Больше по шумовому почерку, чем по голосу, опознается король каякинга – дядя Сережа, и рафтинг-царь последних лет Олег. Они захватили и удерживают ближайшую к танцам часть веранды. Чуть поодаль от них, будучи символически отделенными врезанной в стену стойкой бара, восседал куда более спокойный, с налетом степенности, люд: стационарные отдыхающие базы. Эта публика по возрасту была близкой к нам – сорок плюс-минус десять. Рассудительные туристы вели себя подобающе - тихо. Возможно, лишь в сравнении с шумами наших старших. Но и остальной активный стол ощущал молчаливое моральное главенство над безвылазными «матрасниками», заработанное изначально более памятными переживаниями, чем те, которыми могли похвастать жители обширных коттеджей. Девушки по ту сторону питейного барьера – одна повыше и светленькая, другая черненькая - предупредительно отстранены, потому раскрутить их на рекомендацию предпочтительной, с их точки зрения, водки, пива или чипсов не получилось.

Инструкторская шутка

Для смеха Олег вспоминает, как он вбросил переводчику слово «таможня» по дороге сюда, неделю назад, по тому поводу, что где-то в районе Маймы, уже в предвкушении цели, мы якобы должны были пересечь границу Алтайского края и Республики Горный Алтай. Толмач тогда шутки не учуял, немцы чуть уловимо насторожились, а Сергей теперь чистосердечно, безудержно, искренне гогочет.

Танцевальный экономрежим

Вечер развивался без резвости. Понемногу прозрачно выпивалось, спонтанно вспоминалось, детально обсуждалось... Пока Олег был с нами, беседа лилась легче, переливаясь весельем. Когда он умело, незаметно исчез, она обросла усталой рассудительностью и информационной отформатированностью. Мы, разумеется, танцевали, но вяло, максимально сберегая силы, в стиле «сидя и попеременно напрягая две мышцы – икроножную и большеберцовую».

Базовские кошки на охоте

Обрамлявший площадку народ, равно как и тот, что разделял с нами продуваемый ночной прохладой кров, внезапно оставил нас одних. Ритмы незаметно, но вполне отчетливо стали тишиной. Жалюзи магазинчика соскользнули долу, слившись в цветовом единении с деревянной стеной. Ой! Мы, однако, не совсем одни. За сдвинутыми в сплошную полосу столиками, давно пустовавшими, нарисовались четыре очаровательные творения. Друг с другом упругие создания не разговаривали. Поглядывая в нашу сторону со смесью осторожности и ожидания, как кошки на охоте, они нацелились явно на нас. И, когда мы встали, чтобы разойтись по холостяцким кроватям, они решились заявить о своем якобы скучающем положении.
Тот из нас, кто любил жизнь больше других, первым пал жертвой притяжения, излучаемого ее дарительницами. Так мы примкнули в обществу обольщения, не сумев убежать дальше соседних столиков.

В центре внимания, понятно, иностранцы

Чарующих подруг, при желании, можно было поделить на два поколения. В тех, коих я отнес к «немногим за двадцать», опознались некогда неприступные властительницы напитков. Худенькую и черненькую зовут несомненно Катей. Сомневаюсь насчет высоконькой и светленькой, а пока позволю ей сделаться Светой. В посвящении себя на лето базе Адару при знакомстве признались еще два небесные творения. Это были дамы около сорока лет. Та, что пониже и понастырнее, сидела ко мне (и к иностранцам) поближе и назвалась Ирой. Сдержанная Лена отмежевалась от нас пространным столом. Оба спелых экземпляра сформировались лицом и были явно крепки телом. В основном они и вели диалог с немцами, со слабо скрываемым недоверием поглядывая на неминуемого переводчика. Неподдельный женский интерес закономерен. Иностранцы на Алтае – явление пока не совсем повседневное.

Танцы с интоксикацией

Молоденькие тем временем молчали, благоразумно соблюдая иерархию дамского мира. К той поре диск-жокей давно затих, но, видимо, покинуть свой пульт не спешил, коли энергичная Ира потянула весь порядком пьяный стол на затемненную, совершенно одинокую площадь. Диджей уступил нажиму курортной жизни, зажигательной русской песней пустив танцоров в пляс. Хмельная компания сцепилась в кружок, который, развертевшись сверх трезвой меры, иногда разрывался, растягиваясь в беспорядочно извивающуюся веревку.

Попробуй повтори

Немцы искренне силились выловить и проговорить русские слова. Получалось это у них, надо признать, плохо. Дальше первых слогов продвинуться в произнесении слов они уже не могли. Ощущение предсказания звуков мне знакомо по попытке спеть совместно с Джо Дассеном. Он разливался из радио, я жалко лепетал следом на кухне. Тогда я открыл для себя ту трагедию, что очередной гласный не тот идет, какой я спешил вякнуть, чтобы попасть в унисон с певцом. Скоропостижно заключив, что мне французы не родня, к их красивому языку я больше не притрагивался.

Отвлеченные рассуждения о языках

Любой язык – это определенный стереотип, модель, накатанная дорожка, торная тропа, нечто обобщенное для представителей одной нации и в то же время индивидуальное, как походка, что-то такое, что отличает ее от других народов. Изучая иняз, важно научиться ходить в ногу с носителями той речи. Это самое сложное. Музыкальный слух здесь весьма поможет. С другой стороны, один немец, работающий в Новосибирске, говорит по-русски быстро и без ошибок, но совсем не изменяет родному акценту. Следовательно, слух для того, чтобы тебя понимали, не так уж и обязателен. Но перенять правильное произношение не помешает. Другой язык – он словно другая скорость у машины. Ведь каждая передача и поет оригинально, по-своему.

Немецкая растяжка и скользкий английский

Приложение привыкло слышать: тебе какой язык больше нравится? Отвечая, нужно зайти издалека. О немецком один английский писатель сказал так: «жизнь слишком короткая, чтобы его учить». Вот вам ассоциации аутсайдера. В немецком мысль «растянута» как нигде, да и веревка эта вся в узлах. Без тотального контроля над мощностью их не удержать: развяжутся. Если же из немецкого языка убрать узлы и углы, получится английский. Всего то тысячу лет назад он был весьма похож на теперешний немецкий. Постепенно разглаживаясь в стремлении к простоте – все гениальное просто, это не новость – английский дослужился до того, что на нем теперь говорит весь мир. Или почти весь.
Если искать отражение языка в отдельных жизненных моментах, то можно предположить, что лучшими машинами по прежнему будут немецкие. Автомобиль состоит из массы деталей, иначе узлов. Узлы должны взаимодействовать, постоянно оставаясь под контролем. Гармония творчества и контроля делает дурную силу умной. Ее и хотят видеть в современных авто.
С германскими футболистами придется и впредь считаться любому сопернику. Они будут продолжать забивать на последних минутах, откладывая решение на конец матча или уточняя ее исход под занавес. Почему немцы не всегда побеждают? Потому что между узлами контроля вполне умело проскальзывает, к примеру, легкая латинская танцевальная культура.
А русский язык переводчику родной. О нем пусть судят иностранцы. Со стороны, говорят, виднее. Понять же русский изнутри поможет Пушкин.

Диско затихло. Но музыка продолжала играть

Вдруг, откуда ни возьмись, к нам присоединились музыканты, трое миролюбивых мужчин от среднего до начально-пожилого возраста. Выпить такие типы, как правило, не против, но признаков возможного буйства в таких характерах вовсе не просматривается.

«За столом мы разговариваем»

Гитаристы подсели к нам естественно, как к старым знакомым. Спрашивается лишь, из праздного любопытства, где они играли первую половину ночи? Не спали, пожалуй, не дети ведь. После вступительной задумчивой песни (почти все исполненные ими в ту ночь мелодии были немного грустными) они бережно призвали раздобревших дальше некуда немцев что-нибудь спеть. Манфред, мудрый компьютерщик, тут же окончательно окоченел. Алекс, как более открытый миру людей образец, вдруг озадачил собрание, мол не поют немцы за столом. Якобы не принято. Песнопения де в Германии уместны на массовых праздниках, у нас называемых гуляньями. «А за столом мы просто разговариваем».
И все же Алекс нарушил родную традицию и, покраснев для прогрева головы и тела, спел. Инструменты молчали, круг почтительно внимал мелодии иной речи, и после дружно грохнул в ладоши в знак одобрения победы дорогого гостя над собой.

Телесное единение наций

Так обстановка напрочь рассталась с последними признаками межнациональной напряженности. Пальма исполнения полностью перешла под контроль ансамбля. Тем временем хитрая Ира, протянув мимо толмача ручку, нащупала кончиками пальчиков ладонь Алекса, получила обнадеживающий отклик, подтвердивший взаимопонимание душ, вслед за которым возможность стыковки запросили уже тела, для чего им пришлось синхронно встать и, бессловесно оставив свет, направиться в темноту. Алекса при этом сильно ветрило...

Переводчик как поводырь

Сообразив, что надо хотя бы проследить направление бегства подопечного, приложение, взрывом подпрыгнув, метнулось вдогонку. Поздно: горячий след простыл в ночной прохладе. Любовь оказалась сильнее, сумев в корне пресечь даже отдаленный намек вторжение. Насколько резво переводчик пустился в погоню, настолько же неспешно и вяло он вернулся к поредевшему, перезревшему, засидевшемуся, но продолжавшему празднично упорствовать застолью.
Почувствовавший себя одиноким Манфред попросился домой, и я вызвался его сопровождать. Второго немца подряд упустить из виду – это уже слишком. В ночной тишине уже прослушивается шепот рассвета. Холод незаметно, постепенно проник сквозь водочную оболочку и уже морозит кости. Манфреда тоже шатает, но он правильно рулит в лагерь и при этом не перестает красиво говорить, признаваясь в любви к Алтаю и всему миру. Приложение, расхлябанно ковыляя рядом, что-то невпопад отвечает. Проконтролировав пропажу Манфреда в уютных потемках палатки, я заглянул в свою юрту и, впрочем, ожидаемо, не учуяв в ней признаков присутствия обещанной Кати, обернул свое озябшее тельце в курточку и направил лыжи обратно в бодрствующее общество, почему-то сочтя бесследное испарение неприличным.

Ночная странница

В тишине честно освещенной голыми лампочками аллеи вдруг скрипнула дверь одного из домиков, как признак того, что жизнь на турбазе и ночью не умирает, но обязательно продолжает шевелиться. В темной анонимной фигурке опознается Ира, доктор Актура. Блеск белых волос женщины очаровал аутсайдера настолько, что он утратил осознание происходящего. Ее неожиданная близость была столь завораживающей, что мыслям о спасении души или тела в голове приложения места не было. По меньшей мере на какое-то время. Ведь подсознанию наверняка было ясно, что врач – он и в раю врач. Даже если он несказанно красив и одет теперь не в белый халат, но в синие джинсы и куртку-толстовку. Тревожное самосознание вконец меркнет, когда сказочная красавица заботливо берет тебя, явно пьяного, под руку, и вот ты уже не один пополняешь музыкальную компанию, которая, будучи удерживаемой прелестью чистого, искреннего исполнения, сумела поредеть лишь к зримому утру. Когда же ей удалось рассеяться, переводчику знать не дано, ведь он, теперь привычно один, уже оглушительно скрипел гравием, чтобы наконец-то забыться в благородной белизне спального купе.

Шум восстания

Для активного туриста такие удобства, повторяюсь, однозначно неприличны. Потому, видать, длилось растление комфортом недолго, не выше восьми.

О водных генах и их сохранении с изменением имени

Настоящая Катунь прослушивается дальше. Здесь же, у ног турбазы Адару, течет ее почти стоячая протока. Вода в ней вряд ли теплее, чем в основной струе, но пару минут желающий искупаться и в заливе почти сносно проживет. Для умывания же затон пригоден без оговорок. Притом боковое русло сохраняет фирменную Катунскую белизну, пусть и порядком подкрашенную зеленью, которая, чем дальше вниз или ближе к Оби, станет характерным признаком изначально ледниковой реки.
Впрочем, в Оби вода зеленкой лишь маскируется. Окунитесь в Обь в границах Новосибирска или – более показательный вариант - минимум тридцатью и максимум двумястами километрами выше столицы Сибири, в Обском море, как вполне заслуженно зовут Новосибирское водохранилище, и вы отметите, что вода здесь больше белесая, чем зеленая. Не удивительно: гены то у Оби безоговорочно горные, по большей части катунские, а они, как якобы считают ученые, отвечают за битую половину поступков человека и, выходит, наполовину определяют его жизненный результат. А река, жила жизни, чем хуже нас, сапиенсов неразумных?

Служебный стол

Мужественные служители активного туризма – инструкторы и стажеры - собрались у столика, подкравшегося к кустам и укрытого верным полиэтиленовым тентом, и толково колдуют над картами, схемами и прочим интеллектуальным вооружением. На фоне творческого штабного гула различимы голоса Олега и Светы Ходыревых. Муж нетерпелив и юмористичен, жена – пронизительна и дисциплинирующа. Оба главные провожатые напоминают наблюдателю классическую полицейскую пару. Один покладистый и добрый, другая – напористая и бодрая. Главное то, что связка работает.

В чем состоит счастье?

Признаться, сложно представить радость бОльшую, чем пребывание на Адару, перегруженное пока непереваренными впечатлениями от рафта. Что ж с того, что настоящее счастье заведомо скоротечно? За мимолетность его и ценишь!

Ведмедики клешаногие

Вскоре нам посчастливилось лицезреть борьбу двух мишек – детенышей медведя, косолапых, как и сказано в сказке. Молодые топтыгины квартировали в загоне, обвитом по периметру сплетенной в сеть проволокой. Медвежий угол пристроился в непосредственном соседстве с палаточным лагерем, был разделен с ним кустами и соединен пролезшей сквозь них потайной тропой.
Весь огороженный простор им сейчас не был нужен. Борьба – камерный вида спорта. Схватившись, звери усердно оспаривали право первенства прохода в «берлогу», напоминавшую собачью конуру, только высокую, построенную из досок с учетом роста соревнующихся. В борьбе невыгодно распрямляться, поэтому партнеры по бою были собранными. Им не было дела до зрителей их баталии. Болельщику же, готовому проявить более терпеливый, чем проходящий и преходящий, интерес, нелишне запастись противогазом. В принципе, мишкам можно попытаться помочь помыться. Однако, скорее всего, никто из людей в здравом уме на процедуру зверской дезодорации попросту не отваживается. Да и зачем? Природа лучше разбирается, кому каким парфюмом пользоваться.

Колоть надо головой

Колоть дрова можно и головой, но это справедливо для тех, у кого она изначально есть. Или для тех, у кого она тренирована должным образом. Всем прочих не помешает запомнить правило: замахиваться следует максимально театрально, ударять по возможности реально. Такому городскому подходу дрова иногда уступают. Даже в таких суетливых условиях они размножаются.

Врач в миниюбочке: вынести немыслимо

Теперь тело греет изнутри мышечная радость. Пора озадачить любознательную Настю английскими скороговорками. Попутно ничуть не трудно помочь немцам в неспешном общении со стажером Ромой Жовнером. Рома, мучимый языковыми трудностями, сокрушается, де надо было обильнее любить немецкий. Однако он, наплевав на слабый навык, спотыкаясь, но не отступаясь, упорно идет вперед в спонтанной разговорной практике. Прямой диалог культур, пусть и спотыкающийся, сближает нации больше, чем самое беглое посредничество. Следовательно, переводчик с чистой совестью может отвлечься от стола, чтобы остолбенеть, узрев доктора Иру, сразившую его прикидом девушки-подростка: мини-разлетайкой и босоножками на высоких каблучках.
Врачи в миниюбочках безнаказанно гуляют по турбазе Адару. Кто не верит мне на слово, тому придется сюда добраться. Не беда, если придется приехать якобы по делу, то есть, для затравки, с недельку посидеть и, может статься, поседеть на надувном борте рафта, с продрогшей дрожью дожидаясь, пока намеренно «пробитую» посудину на пару сотен километров сносит стремительным и своенравным течением Катуни, реки, ошеломляющей во всех отношениях.

Последняя попытка потопить порочный инстинкт

Думаете, после экстремального промывания мозгов вам не будет дела до ножек? Несуразный аутсайдер там, в Катуни, точно так и думал. На поверку же вышло, что второй основной инстинкт, проигрывающий лишь потребности периодически жрать, никаким ревом шевер не заглушить и никакой угрозой быть похороненным сразу за Шабашом не передавить. А вдруг неуемный зуд можно размазать по прохладной глади здешнего заливчика? Как знать, но попытаться стоит.
Теперь дядю Сережу засосало в воронку. Теперь он тонет в бездонной синеве большущих глаз Иры. Выходит, непотопляемый в Катуни спасатель может угодить в водоворот на суше. Надо спасать дядю Сережу, иначе некому будет воссоединять рассеянных безрассудным потоком туристов. Возможно, водного царя дано отвлечь, совершив осторожное покушение на его трон – каяк? Хотя бы пару минут посидеть в его объятиях? Тем паче, что мастер еще на дневке обещал оказать чайнику такую честь.

Чем примечателен каяк

Каяк оказался тяжелее, чем обещал взгляду. На взвешивании он покажет килограммов пятнадцать, а то и все двадцать. Переводчик пытается напроситься в независимые носильщики, однако Сергей любезно берется за укрепленное в носу спортивного судна кольцо, доверив мне поддерживать корму. (Возможно, никакими кольцами каяк вовсе не обезображен, детали уже позабылись, но один швартов, задуманный для причаливания и буксировки пловцов, непременно к чему-то крепится). В принципе, каяк вполне пригоден для переноски в одиночку. У горной индивидуальной байдарки плоское днище. Однако на «скользящую поверхность» нанесен рисунок, напоминающий протектор автопокрышки. Длинные диагональные бороздки, пересекаясь друг с другом, формируют поле, усеянное ромбиками. Сергей говорит, что канавки создают эффект глиссирования: попадающий в них воздух якобы приподнимает лодку. Передвигаться в ней, нужно предположить, можно ненамного медленнее, чем в обычной байдарке, оборудованной придающим ей курсовую устойчивость килем.

Как кататься на каяке

Садиться в каяк нужно на суше, по меньшей мере тем, кто делает это впервые. Садиться, право, очень широко размазано сказано. В лодку надо даже не влезать, скорее, в нее приходится ввинчиваться. Прямая нога в передний отсек не лезет. ее потребно чуть согнуть и повернуть носком вовнутрь, чтобы коленная чашка не мешала проходить в узкий габарит. После того, как одна конечность умудрилась проникнуть вовнутрь, другая без труда составит ей параллельную пару. Остается вытянуть из-под попы поясничный упор и начать дрожать в готовности испытать беспомощность. Вручив чайнику дюралюминиевое двухлопастное весло, Сергей сталкивает каяк в воду по твердому глиняному скату, весьма кстати смоченному для скольжения, верно, самим предвкушением близости с водой.
Вода в протоке, повторюсь, мутная. Ее фирменная катунская белизна либо разбавлена глиной дна заливчика, либо на здешней высоте своего плавного падения Катунь уже чуть позеленела от скуки. Или, что точнее, побурела от нетерпения наконец дотечь до Оби, где ей предстоит быть вновь облагороженной бриллиантовой зеленкой.
В мыслях наивный переводчик уже мощными гребками рвал воду и, вспенивая белесую воду, разгонял лодку до околовзлетной скорости. Оторваться и полететь все равно помешали бы высокие деревья, уставившие обрывистый берег.
Мечты испарились при постановке каяка с чайником на воду, став жесткими кристаллами реальности. Сидеть в каяке вертикально, головой к небу, а не к Америке, пусть шатко и сложно, но все же можно. Но вот плыть... Новичок пробует сделать осторожный гребок. Какое там сильный, усидеть бы хоть ровно, так что мощь сама себя предусмотрительно отключила. Почувствовал тут трясущийся чайник, что в каяке у него может быть только два положения: головой в воздух и головой под воду. Сколь бережным ни был толчок, лодка неуправляемо закрутилась, говоря яснее – ей произвольно занесло корму. Это полбеды. Вся беда была в том, что при противовесном гребке, при усилии, приложенном с противоположной стороны, каяк продолжал закручиваться туда, куда уже начал. Чтобы снова начать двигаться вперед, нужно было дождаться, пока лодка успокоится. Тогда короткими, поверхностными, почти имитационными касаниями воды можно наладить желательное, относительно прямолинейное движение. Однажды аутсайдеру даже условно удалось разогнаться. В тот случайный момент он будто бы почувствовал, как, отклоняя торс в сторону и назад, подобрать «упор». Правда, повторить попытку, закрепив навык, он больше не смог.

Сила есть ума не надо?

Сам дядя Сережа образно сравнил начальное плавание на каяке с первыми пробами езды за рулем. Как бы то ни было, все сравнения - снег, вода или грунт под колесами - сводятся к одному принципу: пока «упор» силы не почувствуешь, от души ее не приложишь. Каяк, конечно, несколько разочаровал чайника, не позволив тому применить глупую силу. Выходит, толковое удовольствие можно получить только от умной, окультуренной силы. Скоропалительный вывод справедлив даже для колки дров: даже чурбан стремится задавить в своих скрипучих тисках недостаточно тонкую силу.

Снова на Яломан! Прямо сейчас!

Приложение опять слоняется вхолостую, маясь от безделья. В среде инструкторов ощущается накал напряженного спокойствия. Выжидательное натяжение прорисовывается при разговоре. Оказывается, что нашим Артуру и Паше, возможно, уже сегодня придется вновь повторять Среднюю Катунь с начала, от самого от Яломана. Артур относится к перспективе перегрузки с мужественным равнодушием, мол пойдем туда и тогда, куда и когда Родина направит. Понятно, что даже экстрим-инструкторам нелегко примириться со столь скорым повтором: устали как душой, только-только вложенной в новых людей, так и телом, вложенным в борьбу с водой.

Клеймо для борта

Однако мужественным людям скулить не пристало. К тому же самодостаточный человек в любом состоянии найдет продуктивное занятие. К примеру, Артур сейчас сосредоточенно вырезает фигурные щели в листе ватмана. Вскоре в просветах угадываются буквы и цифры. Бумагу приложат к борту рафта и без разбора зальют черной краской. Картон отойдет в отбросы, а борт приобретет личные символы. Видимо, недавно кто-то важный решил придать горным рекам статус официально судоходных. Татуированный рафт, видать, легче «вычислить», доведись ему быть заподозренным в непрофильной работе или замеченным где-то не там, где он должен проплывать по расписанию. Иначе зачем номера, всегда призванные контролировать, иначе облегчать усечение чьей-либо свободы? Истинному либерализму вряд ли нужна приписка, прописка, регистрация, причастность и прочие ограничения.

Ауфштеен! Фрессен!

Болтаюсь между палаток. Материализуется Марина, чтобы с трогательным смущением сообщить никудышному, что пора идти обедать. Сначала никчемный замирает как завороженный, будучи сраженным красотой девушки. Сама информация осознается с задержкой, как отголосок эмоций. Растормошив свои застоявшиеся мысли, приложение взывает к иностранной палатке: АлЕЕкс! МанфрЕЕд! Оттуда тут же негромко доносится: комм херайн, костян! (заходи, костян!) Ах вы лежебоки ленивые! Задумав устроить гостям встряску, переводчик пытается играть подъем, в той грубой манере, что стала столь родной за время похода: «Ауфштеен, фрессен!» (Вставать! Жрать!). Манфред, интеллигентный интроверт, выдает вежливый отказ: «Ихь вилль нихьт эссен». Алекс, деликатный экстраверт, поддакивает другу: «Ихь аух нихьт, костян». Приложение выныривает наружу с формулировкой голодовки: «я не хочу есть, я тоже не хочу есть». Марина, с убеждением убийственной силы, какую способны развить только женщины, воскрешает в гостях веру в аппетит: «Вам уже накрыли, за обед заплачено».
Наши немцы, будучи людьми восприимчивыми, проникаются осознанием, что даже вежливый отказ от пищи будет расценен не иначе, как «швайнерай» (свинство) и, оставив свои сладкие лежанки, без следов нежелания, но и без явной радости, выходят из сеней в летний день.

К своим с привычным скрипом

По сторонам местной магистрали из гравия сидят рабочие-алтайцы и молчат. Насыпь как будто подросла и потеряла очертания. Будут отверждать покрытие, не иначе. Цивилизация, завоевывая Алтай, заглянула на Адару. По мнению наивного приложения, асфальт в здешней идиллии излишен. Дернувшись было искать обход, оно решается-таки идти напролом, хочет пошуметь напоследок как следует. Если чудак будет не прав, алтайцы спуску не дадут и поправят. Дали и спуску, и спокойно спуститься, хоть и не спускали со странника проницательных азиатских глаз.

Расставание висит в воздухе

Одно пластмассовое пиво приложение стеснительно выставляет на стол, который оно наконец-то предпочтет назвать обобщающе: инструкторским. Стажеры на фору не обидятся. Никчемный сконфузился оттого, что подношение его вышло уж больно скромным. Артур, как знаток не только природы в целом, но и человеческой натуры в частности, бросает вслед переводчику шутливый укор: «Костя, ты зря пиво оставил!» Приложение весело парирует беззлобный упрек в том духе, что зря ничего не случается что так смотрится его скромная «откупная».

Скоро отлет

Пора торопиться собираться, то есть подтянуть на себе одежду и созвать в сумку разбросанные по кровати вещи. За этим медитативным занятием переводчика застает «хозяюшка» Катя, которая внезапно ворвалась в шатровую прихожую, мгновенно заполнив собой нейтральное пространство, реальное и виртуальное, вотчину воображения.

Девичья сила

На самом деле, женщины, на первый взгляд, гуманные существа, умеют очень утонченно причинять боль. Более того, они еще и упиваются осознанием своего превосходства, смакуя муки обескураженной, теряющей здравый рассудок жертвы. Как вступление в пыточную процедуру коварная правительница смело подвергла жалкое приложение расстрелу излучения, испускаемого интенсивной белизной ножек. Неподвижно встав в полуметре от сидящего на приземленной койке несчастного и повернувшись к нему боком, королева «развлекала» пропащего мягко постеленными вопросами из жесткого разряда «чем ты знаменит в этом мире», сладостно читая его смущенную физиономию, которая издавала малоубедительные звуки оправдания своего существования. При этом примечательно, что как истязательница, так и терзаемый, ясно понимали, что направленность мыслей у обоих одна: ножки Кати. Видимо, вскоре заключив, что этот подопытный «готов», мимолетная властительница никудышного двумя движениями, выразившимися в плавных перекатах развитых мышц под дурманящей шелковистой оболочкой, выпорхнула наружу, оставив приложение отдыхать после принятия дозы облучения обольщением. «Видать, пошла подбирать другую жертву», - быстро заключил сильно ослабший никудышный, отметив при этом, что он начинает явственно ощущать положительный эффект красототерапии: учащенное дыхание. Воскресшие вдруг силы выгнали наивного на улицу.

Они пойдут на Катунь – но с другим инструктором

Из-за необязательности куда-либо идти переводчик остается в межпалаточной аллее, которая все настоятельнее напрашивается на звание «улицы канатной». От нечего делать никчемный цепляется к Алексею, одному из инструкторов нового поколения, с каким-то, впрочем, конкретным, вопросом. Алексей имел озабоченный вид и явно куда-то спешил, имея при этом всю наружность матерого рафтерного волка, если бы не проступающие в его лице, пока не смытые беспрестанными порожными стрессами остатки стеснительности, качества, однако, скорее симпатичного, чем отталкивающего, поскольку оно безошибочно говорит о восприимчивости его носителя. Отзывчивость не помешает гладко ладить с людьми, и только поможет ими руководить, а потому не станет сентиментальной обузой для капитана. Именно так, капитана: судя по «заряженности» Алексея, как внешней, так и ощутимой психической, на сей раз именно ему предстояло «вести» Среднюю Катунь.

Опять бумага, но не на подпись: просят оценить работу

Светлана приближается к немцам с листом бумаги, разлинованном в таблицу, и просит их оставить мнение о путешествии, дав ему оценку по нескольким позициям: работа персонала, питание, транспорт, словом, всего не упомнишь. Верх совершенства в каждой графе – десять баллов. Прослушав каждый из пунктов на своем языке, немцы восторженно и щедро прорисовали десятку напротив каждой строчки, сэкономив, правда, полбалла, на «транспортном обслуживании». На фоне засилья десяток и девять с половиной могли показаться дефицитом или скрытым недовольством. Пока Светлана вопрошала гостей сражающим взглядом, приложение успело выяснить у Алекса причину скупости, на что тот успокоил, что в принципе не любит и даже ненавидит автомобиль: «Ихь хассе аутос!» Вряд ли он нетерпеливо рассчитывал на доставку вертолетом от Барнаула до места сплава: она подбросила бы цену тура минимум вдвое. Просто германский гость взял да и выказал свое отношение к машине, благо возможность подвернулась.

«Тягостная необходимость»

Кстати, Алекс у себя в Баварии держит машину, «Гольф» третьего поколения, тот самый, у которого уже продолговатые, но еще не раскосые глаза. Выпускался Гольф-III, вплоть до 1997 года, до выхода, естественно, сменщика, «Гольфа IV». Впрочем, и «третий» – машина однозначно классная. И это не мнение легковерного приложения. Это отзыв специалистов, которые «за так» не поют дифирамбы. Однако неблагодарный Алекс относится к авто лишь как к «тягостной необходимости». Возможно, именно поэтому его «Фольксваген» уже трижды бит, при этом по его вине (поверим гостю на слово) лишь однажды.

«Залазь давай, поехали уже!»

Картина на стартовой площадке, еще пару минут назад бывшей пустынной, успела кардинально измениться. Немцы уже сидят в автобусе, продолжая прятаться от общества. Собрание провожающих представлено всеми водными, «боевыми», инструкторами. Главный Сергей уже разместился на лобном месте: в водительском кресле. Точнее, с той стороны, где ему положено быть в странах с «правильным», правым, движением. Тойоты, известно, в основном приезжают к нам «слева». Желтый босс нетерпеливо подгоняет рассеянное приложению, мол «сумка твоя уже внутри. Всё, залазь, поехали уже!»
Какое поехали! Люди пришли НАС с немцами провожать, больше то почти некого. А тут «Залазь, поехали!». Тут быстро смыться будет просто неприлично!
Почти включило доктора Иру. Красавица едет с нами. Задержавшись у двери, она пытается, впрочем, не вполне успешно, улыбнуться шутке дяди Сережи про каких-то циников. Несуразное приложение и тут бросается переводить, теперь с русского на русский, наивно надеясь, что оно немного умное, и без приглашения с ходу расшифровывает циников до медиков. Доктор Ира, сделав вид, будто впервые слышит о столь трезвой оценке врачей, с ухмылкой, спрятавшей полное понимание, поворачивается, наступает на ступеньку и отодвигается в самый дальний угол переднего дивана.

Рабочий отдых и нормальные обнимания

Паша окончательно оставил в прошлом настороженность и теперь радушен настолько, что теперь будет уместно обняться с ним как братьям. Или как людям, вместе пережившим трудности. Забавно: речь идет о трудном отдыхе. Но, если серьезно, только такой и может быть содержательным. Без трудностей, если трезво рассудить, нет «событийности», нет наполненности момента смыслом. «Трудовой отдых», конечно, требует некоторого мужества. Или усилия воли. Чтобы, прежде прочего, на него решиться. Раз отважившись, радоваться пока рано. Придется терпеливо трудиться неделю, помогая Катуни донести рафт от гор до «болот». Перетерпев бурные перекаты Катуни и одолев греблей болота, рафтер, окончательно сойдя на сушу, вдруг ощутит себя изменившимся, не таким, каким был «до того». Потому что «после ЭТОГО» он и станет другим. Поэтому всего через неделю знакомства ты обнимаешься с человеком как с родным. Будет утаивать главное! Он и становится тебе родным, как бы сопливо и слезливо это ни звучало. Излишней трогательности стесняется молодой и зеленый, стремящийся поскорее повзрослеть, чтобы выглядеть круче, казаться отдаленнее, смотреть прохладнее. Подобно недоросшему приложению. Английское ‘cool’ напрямую ведь то и означает: прохладный. Люди же поразвитее и потеплее относятся к объятиям естественно: один раз живем.

На что способен каякер без каяка

Пора немножко опошлить ритуал: бутылка в одной руке и работающая сигарета в другой некстати мешают демонстрации братских знаков. Зато очень кстати подоспевает дядя Сережа, бывший в бурунах Катуни воплощением холодного рассудка. Теперь же он с жаром лишает нерасторопного переводчика как полой тары, так и его содержимого, лихо залив его в себя. Исполняя питейный номер, владыка воды включил турборежим глотания. Повторить подобное способны, не иначе, только каякеры. Ведь если в положении «головой под водой», которое дядя Сережа неоднократно принимал там, в Катуни, воду ПИТЬ, то можно, сдается, избежать ее нежелательного попадания «в другое горло». Но это неудачная шутка от никчемного.
Пустая бутылка вручается наивному приложению, которое с надеждой спрашивает желтого Сергея, планируется ли по пути остановка для заправки пивом. Вопрос резонный: машина жива расходом бензина, а турист – выпитым пивом.

Ссылка на женскую полку. За какие провинности?

Сунулось было приложение на заднюю скамейку, уже по привычке, к немцам. Однако гости твердо сохранили свой простор, снабдив отказ вежливым пояснением: «медхен!». Медхен по-немецки «девушки», а не «медики». В емком слове, как оказалось, была заключена уготованная переводчику ссылка к девушкам, которые, кстати, здесь, по счастливой случайности, сочетались с медиками. Толком не успев обидеться, переводчик трепетно присоседился слева к существам, ускоряющим дыхание. Его убыстренный ритм, правда, делает жизнь короче. Зато она будет насыщеннее! По крайней мере в течение пяти часов переезда в Барнаул. Более того, приложению предложили удвоенную интенсивность жизни, поскольку на диване справа оказалось две девушки. Кроме Иры, отсевшей к стеночке, центр лавки присутственно заняла Катя, та самая, несостоявшаяся соседка приложения по палатке. Никудышный, рискнув взглянуть направо, сразу осознал: если он вскорости не зальет разум пивом, очередную атаку ножками ему уже не вынести. Без пивной подмоги они привезут в Барнаул труп. Как причину кончины напишут: сердечный приступ от переизбытка чувств.

Финальный отсчет: разрывая единое

Головной Сергей командует старт, теперь окончательный и настоящий. Руки машут прощание, а салон уже вырвал туристов в одну сторону: северную, пыльную, приниженную и прибитую – городскую; одним махом швырнув группу инструкторов в другую: южную, свежую, возвышенную и гордую - горную.

Константин Корнелиус 2006